Пессимистическая трагедия

Категория: Страшные истории

0 1 2 3 4 5

Я уже прошёл пять месяцев интернатуры и был допущен к самостоятельной работе с рутинным материалом, когда в наше ПАО явился ещё один интерн из вечерников с нашего курса. Они окончили институт на полгода позже. Звали его Володя Цвай (фамилия изменена). Он был значительно старше меня, поскольку сначала прошёл медучилище, а потом служил в армии. Во время вечернего обучения он работал дежурным фельдшером на крупном секретном предприятии. Мужик он был степенный и неконфликтный, уже имел семью в составе супруги и двух малолетних детишек. Его половина трудилась инженером в жилуправлении, и семья была обеспечена трёхкомнатной квартирой в новой тогда панельной пятиэтажке на окраине города.

На правах «старшего» в порядке «дедовщины» я слегка прикалывался над новым интерном и называл его «Владимир Владимирович, который не Маяковский». Он нисколечко не обижался и терпеливо сидел за микроскопом или писал протоколы вскрытий крупным разборчивым почерком, едва заметно улыбаясь и встряхивая жидкими прямыми волосами неопределённого цвета. Был он близорук и постоянно носил очки в уродливой советской оправе.

В интернатуру В.В. опоздал недели на две. Вскоре после госэкзаменов у него случилась перфорация язвы ДПК, видимо, от перенапряжения. Её успешно ушили. А по выздоровлении он укатил в Горький и пригнал оттуда подержанный «ушастый» «Запор» вишневого колору. Как он доехал из такой дали зимой без шипов - уму непостижимо. За опоздание он получил грандиозных люлей от нашей начальницы, но ни разу даже не огрызнулся. И потом она долго припоминала ему этот ужасный дисциплинарный проступок при всяком удобном случае.

Пройдя интернатуру, В.В., как немобильный гражданин, был принят на работу в ПАО крупной городской больницы, которое тогда только что открылось. Стационар вступил в строй годом позже. По основному месту работы он трудился на 1,5 ставки, а по ночам подшабашивал грузчиком то на гормолзаводе, то в молочном магазине. На такой работе его прельщала возможность бесплатного потребления молочных продуктов за счет допустимой нормы стеклобоя. Чаще всего он пил т.н. «пахту», которая теперь официально считается отходом производства. Мне кажется, что он только ею и питался, поскольку был худым и сутулым.

Одним из его неоспоримых достоинств было домашнее производство великолепного самогона. Чтобы не тратить денег на госвино, он заказал на своём родном заводе перегонный куб из стратегической нержавейки в форме параллелепипеда емкостью в полста литров с широкой горловиной, на которую накручивалась фигурная пробка. В пробку была вварена тонкая трубочка, по ней пары алкоголя поступали в змеевик. Однажды он так затянул эту пробку, что не хватило сил открутить её. Самый большой «газовый» ключ на неё не налезал, а спецшняги с цепочкой под рукою не оказалось. В.В. привёз этот криминальный алембик ко мне в морг и попросил отвернуть упрямую крышку, считая, что сил у меня поболе. Я даже не стал уродовать руки, отнёс кубик в мастерскую «Медтехники» по соседству, аккуратно зажал пробку в больших слесарных тисках и, подобно Архимеду, пользуясь кубиком как рычагом, легко сдвинул пробку с резьбы. Про тиски я могу рассказать ещё одну забавную историю, но это в другой раз. На праздники В.В. всегда приносил на работу продукт своей дистилляции. Однажды на его тридцатилетний юбилей (кажется, в январе 1978 года) мы всемером выдушили две трёхлитровых банки ядрёного первача. Эффект был налицо. Впрочем, это уже совсем другая история.

Вскоре В.В. накопил денег на новую «копейку» ВАЗ-21013, за которой ездил в удмуртскую глушь, на самый север республики. Там, в городе Глазове, работали какие-то его родственники, которые ударным трудом заслужили право приобрести по госцене престижное авто. Но оно было им на фиг не нужно, поскольку ездить на нём в их краях было немыслимо: автодороги преодолевали только лесовозы. А за грибами можно и на моцике сгонять. Даже вывозить обновку пришлось на железнодорожной платформе до ближайшего приличного шоссе. Параллельно В.В. строил дачу в престижном садоводческом массиве «Дубки». В те времена приобрести стройматериалы на свободном рынке было почти невозможно: каждый кирпич, лист шифера и рулон рубероида были строго фондированы и распределены между государственными строительными организациями. Приходилось хитрить и пользоваться коррупционными связями в разного рода конторах. Стройматериалы там «выписывали» на основании поданных заявлений якобы для ремонта жилого помещения. В частности, моя тёща много лет работала в крупном стройтресте, чем я неоднократно пользовался при возведении дачного домика. А предприимчивый В.В. пасся на развалинах сносимого в те годы казачьего Форштадта. Он находил в руинах прекрасную лиственничную «шестидесятку», высохшую до звона за много лет. Этот неподъёмный груз он грузил на хлипкий верхний багажник своей «ласточки», а задний багажник набивал старинным красным кирпичом с клеймами. И потом с предосторожностями вёз драгоценную добычу на дачный участок, благо ехать было всего километров пять. И однажды, допустив перегруз, пропилил насквозь крышу седана багажником.

Как-то теплым майским днём, в субботу, В.В. явился ко мне домой и попросил помочь выдернуть его «копейку» из глубокого оврага. Она сползла туда по дороге на дачу, когда он пропускал встречный КамАЗ. Я тогда только начал ездить на своей первой «Ниве» после серьёзного ремонта («перевёртыш»). Я пытался увильнуть от почётной миссии спасателя, мотивируя отказ опасениями за силёнки реанимированной машины. Но В.В. смотрел на меня сквозь мутные стёкла очков как «сейчас высеченный пудель» (Н.С. Лесков), и сердце моё растаяло. Мы сели в «Ниву» и поехали к месту происшествия. В тот год был сильный разлив, вода совсем недавно ушла из стариц и оврагов. Склоны были вязкими и скользкими. «Копейка» сиротливо стояла под крутым склоном, закопавшись колёсами в вязкий чернозём по самое днище. Мы взяли в руки по лопате и попытались прокопать колею наверх. Но все наши усилия были тщетны. Колёса погружались ещё глубже. Тогда мы связали два троса, взнуздали «ласточку», другой конец «галстука» зацепили за фаркоп «Нивы» и… с Богом! Я врубил пониженную, заблокировал дифференциал и по сантиметру вызволил «копейку» из вязкого плена.

А на фоне всех этих трудов и стрессов ушитая язва не дремала. Потихоньку рубцуясь, она постепенно стенозировала привратник и к весне 1981 года почти полностью его заткнула. Пришлось вновь ложиться под нож. Оперировал В.В. в родной больнице ассистент кафедры хирургии Б. Он выполнил резекцию желудка по Бильрот II. Первые дни всё было неплохо, В.В. даже приходил в ПАО в полосатом махровом халате, ещё больше исхудавший и обросший бородой. Потом начались проблемы. Гастроэнтероанастомоз повёл себя неправильно, нарушилась его проходимость, что потребовало релапаротомии. Потом ещё и ещё. Финал был закономерным.

Вскрывать В.В. пришлось мне. Мне и раньше доводилось проделывать это со знакомыми покойниками. Первый раз такое случилось ещё в интернатуре, когда от ишемического инсульта умер кривой татарин дядя Федя, который много лет работал «кухонным мужиком» в областной больнице. Его я с детства знал. По утрам меня будил визг стационарной «циркулярки», которой дядя Федя распускал толстенные стволы осокоря на чурбаны. Потом он колол их на поленья и таскал в больничную кухню топить плиту. Тогда ещё на дровах готовили. Приходилось вскрывать и сотрудников диспансера: бывшего завхоза Юрия Васильевича, заместителя главврача по ГО Ивана Гордеича, старшую медсестру одного из отделений, которая внезапно умерла на лавочке возле своего подъезда и так далее. Но такого близкого знакомого вскрывать ещё не приходилось.

В секционном зале собралась куча зрителей, в том числе, моя начальница, главный внештатный патологоанатом облздравотдела В.В. Зиновьева. Покойник выглядел совсем измождённым, желтушным с жёсткой, торчащей в разные стороны бородой. В брюшной полости был полный хаос: вялотекущий перитонит, тонкокишечные свищи, спайки, несколько анастомозов. Да ещё двусторонняя субтотальная пневмония с плевритом. Пока я разбирался с кишками, моя начальница, напялив перчатки, всё время совалась с указаниями. Пришлось рявкнуть на неё и пригрозить, что могу нечаянно и пальцы отчекрыжить. Она надулась и отстала.

За давностью лет не могу в подробностях привести патологоанатомический диагноз. Через некоторое время меня потребовали на внутрибольничный разбор случая en petit comité. Со стороны клиницистов в нём принимали участие оперировавший хирург Б. и главный хирург горздравотдела Вера Васильевна Ч. Она была типичным экземпляром женщины-хирурга с фронтовым стажем: мужские повадки, размашистая походка и вечная «беломорина» в зубах. Много лет она работала главным хирургом области, а на пенсии перешла в горздрав, где сидела лет до восьмидесяти. Всех, кто младше её (а таких в её окружении было большинство) она именовала «детка». Ч. прекрасно знала меня: я вырос на её глазах, поскольку она была нашей соседкой снизу. Но баба Вера прикинулась, что видит меня впервые и начала допрашивать с пристрастием, как Розалия Землячка (Залкинд) белых офицеров в Крыму. Впечатление было такое, что это именно я виновен в смерти своего коллеги. Вера Васильевна и хирург Б. нудно пытали меня, в каком состоянии был пилорический сфинктер в операционном материале. Я долго объяснял им, что желудок вырезал не я, а дядя Вова К., тогда ассистент кафедры патанатомии. А его вызвать на разборки не могли по причине нахождения в законном отпуске. И вообще, о каком сфинктере может идти речь, если стенка желудка в этой зоне давно превратилась в сплошной рубец. Потом случай разбирали уже на уровне горздрава, куда меня, к счастью, не пригласили.

Наши хирурги корили меня за то, что я не уговорил В.В. оперироваться у нас. Забубенили бы ему нормальную резекцию, а если бы анастомоз зажало – долбанули бы по нему глубоким рентгеном. И вообще, оперироваться в «своей» больнице - дурная примета. Любой опытный хирург прекрасно знает, что проще выполнить 10 резекций при раке желудка, нежели одну при осложнённой язве.

Отец В.В. вскоре умер от саркомы грудной стенки. Супруга Светлана тоже как-то рано умерла от кровоизлияния в мозг, не дожив, кажется, и до пятидесяти лет. Больше ничего мне об этой семье не известно. Хирург Б. вскоре бросил свою первую жену, онкогинеколога, женился на смазливой молоденькой медсестре и укатил куда-то в Сибирь. Эта барышня была в своё время подругой моего однокурсника Миши Л., которому родители не разрешили жениться на ней по национальным соображениям. А Б. этими соображениями легко пренебрёг. Я давно заметил, что пожилые евреи падки на простых русских девок. Как Хоботов и Велюров из культового телефильма. Среди моих знакомых минимум три такие пары. Миша уже четверть века на исторической родине, работает по специальности гинекологом. Баба Вера и моя начальница давно в лучшем мире. Лишь я да ещё три работающих пенсионера в ПАО, где работал покойный В.В., иногда вспоминаем его в междоусобных беседах. Был он добрым и трудолюбивым человеком, вкалывал как маятник, чтобы обеспечить своей семье сносное существование. Это его и погубило. Укатали сивку крутые горки. А ведь многие живут по принципу: «Ешь – потей, работай – мёрзни!». И неплохо процветают. Доживают до 80-90 лет, ни за что не отвечая, при высоком уровне потребления. Вы спрОсите, кого я имею в виду? Догадайтесь с трёх раз. Sapienti sat.

Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.